Маша, расскажи, как это было тридцать лет назад? С чего начинался «Transfaire»?

История началась в 1992 году. Советский Союз распался, появилась Россия с новыми возможностями для бизнеса и открытыми границами. И в эту страну приехал Винсент Лолер, которому был тридцать один год. Он тогда переживал непростой период, что было связано с профессиональным и отчасти личным кризисом, и приезд в Россию стал попыткой найти себя в чем-то новом.

Винсент давно любил нашу страну, любил русское кино и литературу, вместе со своей подругой учил русский язык. Благодаря тому, что у подруги была здесь работа во французском консульстве, они смогли переехать в Россию, в Санкт-Петербург, где Винсент хотел организовать компанию и начать бизнес. Какой – он еще не знал. Предполагалось, что он будет заниматься проектами в рамках программы TACIS (Technical Assistance for the Commonwealth of Independent States). Существовала в те годы такая европейская программа помощи молодым государствам, возникшим на территории бывшего СССР, в том числе России, для становления нового порядка, бизнеса, новых социальных отношений. Были у Винсента идеи участвовать в каких-то европейских градостроительных проектах, связанных с правительством Санкт-Петербурга… В общем, Винсент находился в поиске, но мысли заниматься оборудованием для сельского хозяйства изначально не было.

Это получилось, можно сказать, случайно. К Винсенту обратился знакомый из Франции, занимавший одну из руководящих должностей на французском молочном заводе. Этот завод, помимо прочего, перерабатывал молочный белок казеин. Раньше в Советском Союзе его покупали централизованно, через правительство, но с разрывом всех связей французам пришлось заново искать поставщиков уже в России. Знакомый Винсента попросил его о помощи, и тот сумел выйти на Воронежский молочный комбинат, впоследствии ставший «Молвестом» и до сих пор являющийся нашим самым крупным и любимым партнером. И первые поставки казеина были сделаны из Воронежской области. Так «Трансфэр» пришел в молочную отрасль.

Маша, а как ты оказалась в компании?

Я в 92-ом году закончила филологический факультет ЛГУ по специальности «Французский язык и литература». Моя преподавательница была знакома с только что приехавшим в Россию Винсентом, который как раз нуждался в минимальном штате сотрудников: секретарь, переводчик… Сам Винсент по-русски тогда говорил еще плохо. Моя преподавательница порекомендовала меня Винсенту, и он взял меня на работу. Сначала на полставки, так как ему особо нечем было меня занять: какого-то определенного бизнеса у него еще не было. Да и я была не сильно квалифицированным сотрудником, потому что, окончив филфак, знала, что такое французский язык (смеется), но мне пришлось учиться работать на компьютере, учиться пользоваться сканером, печатать на матричном принтере. Все было внове и для меня, да и для Винсента, который приехал в страну, где на тот момент все было возможно и, по европейским меркам, все было недорого.

Он снял квартиру в самом центре Петербурга, на Малой Конюшенной, стоило это все сущие копейки, и в этой жилой трехкомнатной квартире у нас был первый офис. Зарплата моя для меня была огромной, но для Винсента это были невеликие деньги. Затем у нас стали появляться новые сотрудники.

Следом за мной пришли еще две девушки – и тоже с филфака. Видимо потому, что Винсент был неопытным руководителем, не понимал, по каким критериям ему набирать персонал, он взял нас всех троих. Мы все получали от Винсента не очень понятные мне теперешней задания. Но тогда-то было все серьезно: вот приехал француз, дал нам работу, мы делали переводы, готовили технические документы для межправительственных проектов, в которых хотел участвовать Винсент. Был еще проект для французской компании, для участия в котором Винсент подключил российского IT-специалиста. Айтишник писал программу для французов, а мы для него переводили задания с французского на русский и наоборот ­– результаты его работы, но это было еще до истории с казеином.

Потом начались первые поставки молочного оборудования. Чаще всего оно было подержанное, поскольку на новое у отечественных предприятий не было денег, и зачастую это были популярные в то время бартерные сделки. Например, мы брали у молочного комбината «Воронежский» казеин, а в обмен привозили им оборудование. Так получалось, что для всех это было проще. Время было интересное и многообещающее.

Периодически у нас появлялись другие сотрудники, специалисты более узкого профиля. Был какое-то время технолог по сыроварению, был коммерческий представитель, но как-то они не задерживались в «Transfaire», уходили, а мы, три выпускницы филфака, оставались. Сидели в офисе-квартире на втором этаже в доме на Малой Конюшенной и занимались сопровождением сделок: вели переговоры, занимались переводами, логистикой... Попутно сами обучались разным техническим моментам, вникали в детали, постепенно нарабатывая опыт и превращаясь в специалистов.

К году 97-му или 98-му Винсент приобрел точно такую же квартиру, но этажом ниже, и наша компания переехала со второго на первый этаж. Это был уже «настоящий» офис: с ремонтом, без диванов и бабушкиных чашек.

А в 1998 году случился дефолт, и многие компании ушли с рынка, но этот негативный для всей страны опыт показал, что «Transfaire» занял правильную нишу. Работая с оборудованием для молочной и пищевой промышленности, мы поняли, что это весьма стабильная отрасль. Людям в любые времена надо что-то есть, соответственно – доить коров, делать молоко, производить сельхозпродукцию. И 98-ой год оказался для нас переломным. Всем стало ясно, что «Трансфэру» быть ­– и быть в сложившемся к этому времени образе, то есть, быть поставщиком оборудования для сельских хозяйств и молочных заводов. Мы уже тогда продавали охладители молока «Serap», начинали работать с датской компанией S.A. Christensen, привозили в Россию их доильные залы. «Transfaire» пережил этот кризис и стал сильнее еще и потому, что к нам пришли новые сотрудники. Эти люди, принеся с собой свою компетентность, до сих пор с нами и во многом определяют лицо компании: Сергей Черногоров, Ирина Локшина, пришедший чуть попозже Илья Елизаров…

Маша, когда «Transfaire» начинался, чувствовался ли какой-то французский акцент в компании? Какая-то разница менталитетов французского директора и русских сотрудников?

Конечно! И это было самое интересное! Россия в те времена по определенным параметрам превосходила Францию. Например, интернет, все эти электронные технологии у нас были развиты гораздо сильнее, но вот что касается услуг… Винсент всегда был в шоке…

Расскажу нашу классическую «трансфэровскую» историю. В начале 90-х автоматической телефонной связи в России еще не было и чтобы позвонить во Францию, требовалось набрать, как в песне Высоцкого, вечное 07 и заказать у девушки-оператора международный разговор. Нюанс – делать заказ надо было за сутки и на конкретный час. Если тебя в это время не оказывалось у телефона, заказ пропадал, а заказать новый можно было, соответственно, опять на следующий день. С разговорами было проще, но ведь в то время уже были и факсы, отправку которых надо было заказывать по аналогичной схеме, за сутки. И вот мы делали заказ факса на условный час, к которому Винсент должен был закончить письмо своему партнеру во Францию. В означенный час нам звонил оператор, и всякий раз происходил примерно такой диалог: «Лолер? Факс заказывали? – Ой, девушка, извините, я еще не закончил письмо, нужно всего пять минут. ­– Ждать не могу, другие заказы. Отменяете свой заказ? – Нет! Подтверждаем! Включайте!» И пока устанавливалась связь, пока звонили европейскому абоненту на другом конце провода, тот, кто в офисе находился в этот момент рядом с факсом, хватал чистые листы бумаги. Эти пустые листы вставлялись в факс до тех пор, пока Винсент не дописывал свое письмо, и этот лихорадочно исписанный лист бумаги уходил в аппарат последним. Безусловно, такое ведение дел было не очень эффективным, но – что делать – было так, как было.

Винсент очень часто ездил туда-сюда из России во Францию. Каждый раз, возвращаясь, он обязательно привозил сыр, деликатесы, которых тогда не было здесь, и ящик французского вина, который ставился в каморку под лестницу на Малой Конюшенной. И в конце недели, по пятницам, у нас случались посиделки. Мы пили вино, общались, обменивались культурными традициями. Мои коллеги с филфака были с музыкальным образованием, они пели русские песни, от которых Винсент чуть не плакал, так ему они нравились. Нам Винсент, в свою очередь, рассказывал про свою страну. А потом мы начали ездить за границу сами, сопровождая клиентов во Францию, и с этими поездками менталитет, конечно, менялся и у нас. Это было прекрасное время!

Повторюсь, времена раннего «Transfaire» трудно назвать эффективными, поскольку все было медленно, долго, у нас не было соответствующей квалификации, навыков, мы учились всему по ходу дела, но при этом все продвигалось. В первую очередь, благодаря энергии Винсента, который учился вместе с нами, но делал это с такой уверенностью, что мы все ему верили, считали, что так и нужно, и все будет хорошо. И удивительно, что этот какой-то трудноуловимый дух «Transfaire», дух энтузиазма и хорошего авантюризма, что ли, сохранился и сейчас, когда в компании не пять человек, а больше ста. 

Маша, можешь вспомнить какой-нибудь грандиозный бизнес-провал компании из тех времен? 

Как, наверное, и всех во времена 90-х, нас порой бросало из стороны в сторону. То мы вели переговоры с какими-то производителями духов, то решали заняться импортом продуктов питания…

Году в 97-ом Винсент вдруг подумал, что нам надо привозить готовые продукты питания, и мы завезли в Россию фуру макарон и всяких консервов: зеленого горошка, каких-то равиоли в банках, брюссельскую капусту… Помню, были еще соки, причем не натуральные, а фруктовые напитки с сахаром. И этот опыт закончился не очень славно. Может, потому, что к тому времени у компании в общем-то сложилось главное направление деятельности. «Трансфэр» занимался не просто куплей-продажей условных «сникерсов», а передачей технологии. Эта миссия даже зашифрована в названии компании, потому что передача ноу-хау, передача знаний по-французски звучит как «Transfert de Savoir-faire» и это выражение Винсент сократил до игры слов, ставшей названием нашей компании.

А продажа пресловутого зеленого горошка не вписывалась в миссию передачи технологий. К тому же, в компании не было сотрудников, которые бы знали, как правильно надо этим заниматься. Это было довольно сложно. Приходилось развозить продукты по универсамам и только начинавшим появляться супермаркетам, нужно было требовать у супермаркетов оплату, а платить они не очень хотели… В общем, мы не сумели полностью распродать эту фуру продуктов, и потом они еще долго стояли у нас в офисе. И мы постоянно ели эти равиоли ­– кошмар какой-то! 

Маша, а помнишь свою первую зарплату? Куда потратила, если не секрет? 

Отлично помню! Это был 92-ой год. Моя мама зарабатывала в пересчете 10 долларов в месяц. А я получила зарплату 400 франков, Винсент тогда платил во франках. По тогдашнему курсу это было 80 долларов! Я была баснословно богата! (смеется)

Страна голодала, но в это же время стали появляться первые бутики. Да и в незабвенных ларьках можно было найти вообще все: от турецкого ширпотреба до брендовых вещей из Италии. При этом ценообразование не было адекватно вообще ничему. Можно было задешево приобрести отличную фирменную вещь и разориться на какой-нибудь ерунде. И с первой зарплаты я купила себе первые итальянские ботинки в моей жизни. Это было счастье!

Компания находится тридцать лет на отечественном рынке, пережила множество экономических кризисов, продолжает развиваться… В чем, по-твоему, секрет успеха «Transfaire»?

Думаю, правильно выбранная ниша плюс оптимизм и интуиция Винсента. Его, не побоюсь этого слова, гениальные идеи, давшие компании возможность выстоять. Я верю в роль личности в истории, что многое зависит от одного конкретного человека и считаю, что без Винсента «Transfaire» бы не было. Это и есть, как  мне кажется, залог успеха. Конечно, без всех моих коллег успех также не был бы возможен. Сегодня «Transfaire» – это команда, опирающаяся на многолетний опыт и на доверие, что мне кажется очень важным.

У нас практически нет таких негативных моментов, как зависть, интриги, унижения сотрудников, о которых я частенько слышу от знакомых, работающих в других местах. Да, рабочие конфликты случаются, но это не те конфликты, которые бы мешали работе или перерастали в неприязнь, уходили в плоскость личных отношений. Мы стараемся работать и общаться открыто. Наша система является открытой, это дает нам возможность развиваться и гибко реагировать на встречающиеся проблемы. Это также является залогом успеха  «Transfaire».

За прошедшее время Винсент не очень сильно изменился как руководитель. Ну да, сначала он все проверял, контролировал, не доверял качеству, требуя от нас совершенства. Не то, чтобы он хотел все делать сам, но участвовать во всем – уж точно. Но когда у тебя в фирме больше ста человек, невозможно каждого вести за ручку. Сейчас жизнь научила его делегировать многие рабочие моменты, но до сих пор он готов вмешаться в процесс, если его что-то сильно заинтересовало или если кому-то из коллег требуется помощь.

В конечном счете, то, что мы пришли к системе управления холакратия (holacracy management system), было закономерно. В «Transfaire», наверное, никогда не было ясной и четкой иерархии. Да, был Винсент, как основатель компании, руководитель и идейный вдохновитель, но под собой у него никогда не было стабильной иерархической структуры. Со временем Винсент, может быть, смирился с тем, что у нас не может быть классической системы управления. Это заставило его искать новые формы менеджмента, которые больше соответствовали бы его жизненной философии ­– и теперь у нас холакратия.

Винсент, кстати, всегда, с самого начала отличался тем, что предугадывал какие-то веяния и новшества. Может быть, он и не сам их придумывал, а просто говорил: «Вот я бы хотел, чтобы было так…», а через полгода появлялась нужная для этого CRM-система или… Да вот те же Google-документы и таблицы. Помню, как в двухтысячных годах Винсент заставлял нас работать и хранить файлы не на своем компьютере, а на сервере. Все безумно сопротивлялись, так как хотели, чтобы вся информация была лично у них. И получается, что Винсент своим стремлением и ожиданием предугадал облачные технологии. Когда появился Google Диск, Винсент стал, не исключаю, первым или одним из первых его пользователей в России. А теперь мы все чудесно работаем с Google-таблицами, очень удобно. И подобное происходило не раз. Винсент обладает чутьем на технологии. Это, кстати, относится и к тому оборудованию и технологиям, продавая которые, мы зачастую первыми выводим их на отечественный рынок.

Маша, расскажи, пожалуйста, о своей карьере в «Transfaire». Как получилось, что ты пришла сюда переводчиком, а теперь являешься руководителем направления генетики?

Мне кажется, что филологическое образование и изучение языков ставит, если так можно сказать, на место мозг. И это подтверждает статистика нашей компании! Ксения Савело, Вика Бахур, Юля Скуратович, которые пришли к нам как переводчики, в результате нашли новую профессию в «Transfaire». Теперь все они занимаются вещами, сильно отличными от французского языка. Наверное, это так и происходит. Ты приходишь в компанию, начинаешь ездить с иностранными специалистами. Занимаясь и устными, и письменными переводами, ты сам учишься в процессе, потому что получаемая  информация накапливается и остается у тебя в голове. Тебе начинают все больше и больше поручать решение каких-то вопросов, видя, что ты можешь понемногу двигаться самостоятельно. Это происходит не сразу, постепенно, но происходит в любом случае при условии определенной гибкости, при условии, что тебе интересно и у тебя есть способности.

Так произошло и со мной. До прихода в компанию все, что я знала о коровах ­– это то, что они дают молоко и у них четыре ноги. Винсент же регулярно поручал мне проекты, которые несколько отходили от нашей «генеральной» линии, от схемы «Transfaire», связанной с продажей оборудования. На одной из выставок он познакомился с представителем «Coopex Montbeliarde», одного из французских поставщиков генетики монбельярд, продающих как животных, так и сперму быков. На тот момент они искали представителя в России. И, хотя это было совсем не наше направление, Винсент спросил, готова ли я его развивать? Веря в его интуицию, я согласилась. Это было примерно пятнадцать лет назад. Было трудно по многих причинам. Потому, что у меня не было специального образования. Потому, что никто в компании не видел каких-то особенных перспектив для этого направления, это не приносило большого дохода. Но постепенно я сумела разобраться в этом вопросе и стать специалистом, может быть, не уровня нашей коллеги Елены Халиковой, которая, будучи ветеринаром, разбирается во всем этом досконально – но все же. И началось это все с переводов.  

Надо сказать, что в направлении генетики «Transfaire» опять пошел своим путем, выбрав, может быть, то, что в стороне от проторенных троп. Например, несколько лет назад мы начали выводить на рынок семя бельгийской голубой породы. В России эта порода тогда была еще неизвестна, и молочные хозяйства говорили, что им не нужна эта мясная порода, им нужна молочная – голштинская. Но мы проводили работу, рассказывали людям, убеждали, что это интересно именно для молочных хозяйств – скрещивание с мясной породой. И теперь люди сами звонят нам и спрашивают этот продукт.  

Маша, ты отдала «Transfaire» много лет. Что получила от «Transfaire» взамен?  

Опыт, новые профессии, но не только это. Для меня Трансфэр - это особая философия, это немножко другой образ мышления, это расширение горизонтов и постоянное развитие. Отсутствие рутины – это то, что меня здесь держит и дает право говорить, что «Transfaire» – лучшая компания в мире. Каждый день происходит что-то новое: проекты, челленджи, мероприятия, события и люди. И, кстати, не все могут работать в «Transfaire». Приходили сотрудники – и не задерживались. Кому-то нужно четкое руководство со стороны начальника: тебе дали задачу, ты выполнил, отчитался и забыл. А здесь ты сам себе девелопер, зачастую, сам ставишь себе задачи… Работать интересно! У меня каждый день как небольшое приключение! Может, в том же Google работать интереснее, чем в «Transfaire», но таких компаний немного во всем мире, я в этом уверена!

Интервью взял Денис Воронин